Огнеискр
Иначе нам нельзя - наши гнезда сплетены из листьев пламени, следы гаснут цепочкой искр. читать дальшеМы живем в самой сердцевине правды, где сгорает всё, кроме сути вещей – никто, кроме нас, не успевает прочесть знаки, проступающие в плавящемся песке, горящее дерево вновь прорастает листьями, что упали на землю и стали землей много осеней назад, а сырая глина, раскаляясь, становится камнем или испаряется без следа. Мы говорим только с теми, кто может разглядеть нас, танцующих среди искрящихся поленьев, рассказываем о пламени внутри нас и о пламени вокруг нас; но первый рассказ - всегда о браслете, что мы носим на левом запястье. Ты и сам видел этот тонкий каменный ободок; и ты узнал, что без него пламя вновь превращает нас в обсидиан или огнеискр, породившие саламандр еще до начала времен.
Один раз различив наши голоса в треске огня, люди ночами уходят из дома прочь - стараясь не наступить ни на одну тень, они пробираются к дальней пустоши, на опушку соседней рощи, на широкую отмель реки: там можно разжечь костер и ждать, вдыхая ночной воздух, пахнущий сырым песком, или хвоей, или русалочьими венками из водорослей. Пламя распускается листвой, мы просыпаемся и сплетаем надежный огонь, которого хватит на несколько часов - люди часто не понимают слов, и наши встречи всегда затягиваются. Мы ведем долгие беседы - о пламени внутри них и о пламени вокруг них, об искре, что разгорается с рождением человека и еле чадит у его смертного ложа, об огне, что у одного переводит на бесполезный пепел и тусклые угли часы и дни, а у другого бледным заревом осветит лица и души всех, кому посчастливилось оказаться рядом. Но о браслете мы рассказываем только однажды.
Мы греем людям руки сквозь замшу, которой обтянуты их ладони, и не уходим, пока на небо не наползает белая пелена предрассветного сумрака. Им нравится, что мы говорим с ними, свернувшись на ладони пульсирующей, рассыпчатой горкой искр, нравится, что можно поднести живой огонь к самым глазам, а после целый день удивлять зеркала внезапными отблесками, которые пугают домашних, а вечером приманивают мотыльков.
Когда мы ссоримся впервые, люди в ярости стряхивают нас со своих ладоней обратно в огонь, уходят прочь в ночной холод - и всегда возвращаются. Они помнят, что пламя всегда горит внутри нас и вокруг нас, что огонь нас не обжигает - а значит, мы не держим на них обиды, как птица, которую птицелов бросил в распахнутое небо. В преданьях саламандры никогда не лгут - мы действительно всегда говорим правду, а лжем - лишь один раз.
Мало кто способен слышать и слушать наши слова без гнева – каждому мы рассказываем о непроизносимых помыслах и непрощаемых поступках, каждый слышит о тех, кто сгорел в его пламени и о тех, чье пламя он погасил. И рано или поздно человек срывает браслет с запястья саламандры и бросает её в огонь - чтобы тут же в ужасе кинуться искать её среди листьев пламени, среди углей и пепла, вороша кострище руками, обтянутыми замшей. После, в остывшей золе, он находит осколок огнеискра - или обсидиана, если ночь выпала на растущую луну; а каменное кольцо всегда рассыпается в пыль с первыми лучами утреннего солнца.
Мы лжем лишь однажды - если бы суждено нам было умирать, обращаясь в камень, другой камень не смог бы уберечь нас от гибели; но без браслета мы забываем, что пламя горит внутри нас, и нас обжигает пламя вокруг нас. Сорок четыре вздоха делаем мы в этом пламени, и из них сплетается новый каменный ободок - там, на предплечье, где чешуя тоньше и огонь обжигает сильнее всего; и сорок пятый вздох застывает обломком камня.
И когда кто-то из людей снова приходит искать правды в пламени, мы всегда в первую очередь рассказываем про браслеты. Мы лжем - бессмертные и неуничтожимые, с пламенем внутри нас и вокруг нас, с переплетающимися, наслаивающимися друг на друга кольцами от прежних каменных браслетов на левом запястье.
Ты же, друг мой, вообще не человек - человек никогда не догадался бы сорвать со своих ладоней перчатки, прежде чем искать на ощупь в огне умирающую, горящую заживо саламандру.
sciuro.livejournal.com/121017.html
Иначе нам нельзя - наши гнезда сплетены из листьев пламени, следы гаснут цепочкой искр. читать дальшеМы живем в самой сердцевине правды, где сгорает всё, кроме сути вещей – никто, кроме нас, не успевает прочесть знаки, проступающие в плавящемся песке, горящее дерево вновь прорастает листьями, что упали на землю и стали землей много осеней назад, а сырая глина, раскаляясь, становится камнем или испаряется без следа. Мы говорим только с теми, кто может разглядеть нас, танцующих среди искрящихся поленьев, рассказываем о пламени внутри нас и о пламени вокруг нас; но первый рассказ - всегда о браслете, что мы носим на левом запястье. Ты и сам видел этот тонкий каменный ободок; и ты узнал, что без него пламя вновь превращает нас в обсидиан или огнеискр, породившие саламандр еще до начала времен.
Один раз различив наши голоса в треске огня, люди ночами уходят из дома прочь - стараясь не наступить ни на одну тень, они пробираются к дальней пустоши, на опушку соседней рощи, на широкую отмель реки: там можно разжечь костер и ждать, вдыхая ночной воздух, пахнущий сырым песком, или хвоей, или русалочьими венками из водорослей. Пламя распускается листвой, мы просыпаемся и сплетаем надежный огонь, которого хватит на несколько часов - люди часто не понимают слов, и наши встречи всегда затягиваются. Мы ведем долгие беседы - о пламени внутри них и о пламени вокруг них, об искре, что разгорается с рождением человека и еле чадит у его смертного ложа, об огне, что у одного переводит на бесполезный пепел и тусклые угли часы и дни, а у другого бледным заревом осветит лица и души всех, кому посчастливилось оказаться рядом. Но о браслете мы рассказываем только однажды.
Мы греем людям руки сквозь замшу, которой обтянуты их ладони, и не уходим, пока на небо не наползает белая пелена предрассветного сумрака. Им нравится, что мы говорим с ними, свернувшись на ладони пульсирующей, рассыпчатой горкой искр, нравится, что можно поднести живой огонь к самым глазам, а после целый день удивлять зеркала внезапными отблесками, которые пугают домашних, а вечером приманивают мотыльков.
Когда мы ссоримся впервые, люди в ярости стряхивают нас со своих ладоней обратно в огонь, уходят прочь в ночной холод - и всегда возвращаются. Они помнят, что пламя всегда горит внутри нас и вокруг нас, что огонь нас не обжигает - а значит, мы не держим на них обиды, как птица, которую птицелов бросил в распахнутое небо. В преданьях саламандры никогда не лгут - мы действительно всегда говорим правду, а лжем - лишь один раз.
Мало кто способен слышать и слушать наши слова без гнева – каждому мы рассказываем о непроизносимых помыслах и непрощаемых поступках, каждый слышит о тех, кто сгорел в его пламени и о тех, чье пламя он погасил. И рано или поздно человек срывает браслет с запястья саламандры и бросает её в огонь - чтобы тут же в ужасе кинуться искать её среди листьев пламени, среди углей и пепла, вороша кострище руками, обтянутыми замшей. После, в остывшей золе, он находит осколок огнеискра - или обсидиана, если ночь выпала на растущую луну; а каменное кольцо всегда рассыпается в пыль с первыми лучами утреннего солнца.
Мы лжем лишь однажды - если бы суждено нам было умирать, обращаясь в камень, другой камень не смог бы уберечь нас от гибели; но без браслета мы забываем, что пламя горит внутри нас, и нас обжигает пламя вокруг нас. Сорок четыре вздоха делаем мы в этом пламени, и из них сплетается новый каменный ободок - там, на предплечье, где чешуя тоньше и огонь обжигает сильнее всего; и сорок пятый вздох застывает обломком камня.
И когда кто-то из людей снова приходит искать правды в пламени, мы всегда в первую очередь рассказываем про браслеты. Мы лжем - бессмертные и неуничтожимые, с пламенем внутри нас и вокруг нас, с переплетающимися, наслаивающимися друг на друга кольцами от прежних каменных браслетов на левом запястье.
Ты же, друг мой, вообще не человек - человек никогда не догадался бы сорвать со своих ладоней перчатки, прежде чем искать на ощупь в огне умирающую, горящую заживо саламандру.
sciuro.livejournal.com/121017.html
-
-
08.01.2010 в 15:17